Медный король - Страница 89

Развияр сидел, обнимая Яску, чувствуя под плащом ее тонкие ребра. Плот покачивался, напоминая ему бакен возле города Мирте, маленький бакен, спасший ему жизнь. Яска ниже надвинула на лицо капюшон: она боялась открытого неба.

– Все-таки паршиво на этом плоту, – сказал Лукс. – Как голышом на ярмарке… Яска, ты не бойся. Может, они еще не прилетят.

– Я не боюсь, – отозвалась она сквозь зубы.

Лукс вздохнул. Вздох означал: конечно, боишься, перед нами-то зачем притворяться?

– Она боится не патруля, – сказал Развияр.

Яска чуть вздрогнула на его руках.

– А чего? – спросил Лукс.

– Расскажет сама, если захочет.

Яска задрожала. Он прижал ее к себе, успокаивая.

Он носил ее на руках вот уже много дней, хотя она давно набралась сил и могла ходить сама. Он не доверял ее Луксу, и зверуин с каждым днем делался все скучнее. Но Развияр чувствовал, непонятно почему, что Яску нужно нести на руках.

– Это все магия, – сказала она тихим, дрожащим голосом. – Я сама не понимаю, как. Думала, ничего не выйдет… А потом увидела этих птиц, гекса, вас… И тогда земля и небо перевернулись, небо стало полем. Оттуда вырастали молнии, как деревья. Медленно и красиво… и больно, так они росли, и на каждой ветке сидела птица. А потом они улетели. Но на самом деле они падали. А я знала, что делаю что-то ужасное, и само небо разозлилось на меня… за то, что я посмела. Теперь все время кажется, что кто-то сверху смотрит, ищет меня… А спрятаться негде.

– Я понимаю, – сказал Развияр.

– Ты ведь не маг…

– Нет. Но когда я впервые увидел Утро-Без-Промаха в его склепе, в подземелье под замком, – стены будто сдвинулись. Я потом долго боялся низких потолков и узких коридоров.

Сделалось тихо. Ворочалось море, скрипело колесо, перекликались плотогоны.

– Я думал, ты никогда ничего не боишься, – сказал Лукс.

Послышались тяжелые шаги. Явился торговец, таща перед собой тяжелую жаровню на трех ногах – круглую чашу для огня из железа и глины.

– Спасибо, – сказал Развияр и протянул торговцу монету.

* * *

Соленые брызги падали на лицо. В полусне он видел Акку, женщину с лихорадочно блестящими глазами.

– Прощай, – сказал он ей. – Спасибо за гостеприимство.

Она стояла, перегородив дверной проем, не давая ему выйти.

– Что? – спросил он.

Она молчала. Кусала губы.

– Что ты хочешь мне сказать, Акка?

Она наконец отступила. Прижалась к стене:

– Прощай.

Он вышел в узкий земляной коридор с лестницей, ведущей наверх.

– Я буду о тебе помнить, – сказала Акка за его спиной.

Он обернулся:

– Я тоже.

…Сильно качнулся плот. Развияр приоткрыл глаза. Яска и Лукс, тихо переговариваясь, сидели у жаровни. Их лица подсвечивались снизу. Развияр понял, что уже наступили сумерки; он подумал, что надо встать, и снова закрыл глаза.

Страх, который он внушал всему хутору, переплавился в благоговейный ужас. Десятка три мужчин и женщин – маленькая плотная толпа – замолчали и обмерли, когда Развияр вышел из дома и остановился перед ними. Кожевник, стоящий ближе всех, нервно мял в руках край своей куртки:

– Мы сделали, как ты велел. Гекса скинули в яму, стражников уложили… рядами, и прикрыли ветками. Птиц и ящеров… пока просто бросили. Жалко птиц…

– Сколько их?

– Гекса мы не считали…

– Сколько птиц?

– Де… десять.

– Хорошо… Помните: на хутор напали гекса. Это главное, что вы должны помнить.

Шестеро молодых парней вызвались идти с ним в лес, несмотря на слезы и причитания матерей; трое из них оказались опытными охотниками – читали следы, ловили ветер и умело прятались среди листвы. К счастью, все их уловки оказались лишними: лес был пуст. Развияр остановил спутников, расхрабрившихся, желающих идти дальше в чащу по редким следам уцелевших гекса. Он искал другого, не находил и готов был отчаяться, когда один из охотников – плечистый сын кожевника – обнаружил тайник под корнями огромного дерева. Корни были подсечены, ствол накренился, поддаваясь усилиям семерых крепких мужчин, и под ним открылась могила: старик был погребен в седле и лежал на боку, касаясь лицом чешуистой шеи своего голенастого ящера.

Развияр несколько минут стоял над ними. Оставшиеся в живых гекса были голодны, тем не менее потратили силы и драгоценное время на то, чтобы похоронить вождя согласно традиции. Их представление о том, что «мясо», а что нет, даже в отчаянной ситуации оставалось нерушимым.

Лицо у старика было желтое и строгое, глаза приоткрыты. Сжав зубы, Развияр обшарил его седельную сумку и нашел кожаный футляр.

– Это деньги? – жадно спросил паренек с кудряшками, самый молодой среди добровольцев.

– Заткнись, – посоветовал сын кожевника…

– …Развияр!

Он сел. Под ним был плот, над ним – темное, затянутое тучами ночное небо.

– Иди есть, – сказал Лукс.

– Ага, – Развияр поднялся, чувствуя, как затекла каждая мышца. Он страшно вымотался за длинный переход от Пузатого Бора к Каменной Стрелке. Мертвый поселок, родина Яски, был пуст, и рядом с общей могилой на берегу высилась еще одна такая же, и радужная грамота гласила: «Император скорбит о каждом своем подданном».

Развияр сжег эту бумагу.

Над плотом разливался запах печеной рыбы. Жаровня была отличная, дрова горели медленно и ровно. Сегодня утром Лукс наловил рыбы в ручье голыми лапами, Яска сохранила ее, завернув в лопухи, и вот теперь испекла, посыпав крупной солью. Развияр ел, бросая кости в огонь.

Совсем стемнело.

– Придется спать по очереди, – сказал Лукс. – Не вижу, почему бы этим плотогонам не зарезать нас во сне, не ограбить и не скинуть в море?