Они шли бок о бок по едва заметной тропинке вдоль реки. Вернее, Развияр шел по тропинке, а четвероногий не разбирал дороги. Его широкие лапы со втяжными когтями ступали по камням, как по ровному месту. Он был очень бледен и часто пил, припадая к воде, но держался хорошо. Развияр, помнится, после легкой раны провалялся в постели несколько дней… С другой стороны, перед лицом смерти поднялся бы, наверное, и пошел. Даже полудохлый шлепун уползает в щель – надеется выжить.
– Выжить, – повторил вслух четвероногий Лукс, то ли повторяя последние слова Развияра, то ли читая его мысли. – А что ты будешь делать? Там, на границе?
– Расскажи, что там впереди.
– Широкая река… ее нельзя переплыть или перейти вброд. Мост. Посреди реки остров, там разбивается вода… И там имперская застава.
– Они нас пропустят?
– Я не знаю. После того, что случилось…
– А что же, Шуу тебя раздери, случилось? Откуда взялся этот треклятый маг, кто привел его в замок?
– Ты видел головы на пиках? – тихо спросил Лукс. – Или… ты сам их туда нанизывал?
– Нет, – сказал Развияр очень быстро. И, помолчав, прибавил: – Меня не было в том походе. В том, ну…
– Я понял, – сказал четвероногий. – Я… в общем, меня тоже не было. Я хотел, чтобы меня как можно дольше считали мертвецом.
Развияр подумал, что, может быть, Лукс не так уж напрасно себя казнит и обзывает трусом. Есть сражения, на которые мужчина просто обязан выйти – независимо от того, мертвый он или живой.
Лукс тем временем думал о своем. Камни тяжело покачивались под его широкими лапами.
– Я родился позже, – сказал он наконец. – Я не помню, как Утро-Без-Промаха проклял свой род. Матери стали рожать детей, как придется, нарушился вековой порядок…
– Порядок – это когда каждая мать рожает по две девочки, воина и… раба?
Лукс услышал, как изменился голос Развияра на последнем слове. Покосился на него через голое, загорелое, перемазанное высохшей кровью плечо:
– Да. Но это было еще не все…
– «Говорят, в своей ярости он готов был истребить все племя нагоров; говорят, он создал и проклял некую вещь, и если освободить проклятие – все нагоры умрут. Но правда ли это… об этом не знаю и не могу сказать точно. Именем Утра-Без-Промаха пугают в кланах детей – и сейчас, после его смерти».
Лукс остановился. Посмотрел на Развияра со страхом:
– Откуда ты… откуда ты все это знаешь?!
Развияр улыбнулся:
– Я говорил тебе… я переписчик книг. Последняя книга, которую я переписал, называлась «Хроники зверуинов». Там была и карта, которая вывела меня к реке…
– И которая вывела нашего врага к озеру Плодородия, – тоскливо сказал четвероногий. – Матерь Воф, зачем я тебя не убил.
– «Убил, убил», – сварливо передразнил Развияр. – Ну, валялись бы сейчас оба дохлые, и мокрицы ползали бы в наших разинутых ртах. Что с того?
Лукс ничего не ответил. Укорачивались тени, припекало солнце; у Развияра подводило живот – время было подумать о привале.
– Жрать хочется, – сказал он вслух. – Я тут шлепунов ловил, не поймал ни разу… Яйца только нашел, они плесенью воняют…
Лукс, тяжело дыша, поднялся чуть выше по склону. Несколько минут рыскал, оглядываясь, отваливая камни. Развияр наблюдал с недоверием – и потому успел заметить, как мелькнула, вырвавшись откуда-то из щели, неуловимая тень. Послышался влажный удар, Лукс вскинулся на задние лапы, и шлепун, сбитый в прыжке, кувыркнулся и грянулся на дорогу.
– Они вкусные, – сказал Лукс, вытирая ладонью пот со лба. – Только надо поджарить на камне.
Черный камень-стол нашелся ниже по течению. Лукс разделал шлепуна когтем, как ножом. Развияр, подняв брови, смотрел, как ловко он управляется.
И поймал себя на том, что повторяет повадки властелина. Вот эти поднятые брови, манера смотреть на собеседника, легкая улыбка – они стали частью Развияра, он скопировал их, сам того не желая, и повторяет теперь, когда властелин мертв. Когда прозвучал уже этот шепот: «Медный король, Медный король…»
Тушка шлепуна распласталась на камне. Черная поверхность нагревалась под солнцем, как печь. Развияр и Лукс убрались в тень, а шлепун медленно жарился, подрагивая, будто живой.
– Наш враг начал войну первым.
– Вранье. Ваши отряды нападали на замок все время. Обстреливали караваны. Убивали стражников и рабов, угоняли стада…
– Это все Утро-Без-Промаха, – Лукс вздохнул, нашел палочку, перевернул мясо на столе-сковородке. – Он построил замок и обещал, что пока замок стоит – нагорам не будет покоя. Так и случилось.
– Я видел его, – сказал Развияр, судорожно сглатывая от запаха жареного мяса. – Он лежал в шахте у основания замка. Мертвый и с кольцом на пальце.
– Он был маг, – Лукс задумчиво посмотрел на свою ладонь, потом похожим жестом развернул лапу подушечкой вверх и рассмотрел ее тоже. – Старейшины сказали, против заклятья, наведенного магом, поможет только другой маг. Они сказали – пусть мы будем считаться частью Империи, все равно не отдадим свободы. Они так сказали людям. Клан Росы погиб почти весь… А ведь это был самый сильный клан… И головы на пиках. И проклятие Утра, чтобы не рождались дети. Гонцы ушли в Империю, вот этой самой дорогой, что мы сейчас идем. И принесли условие: нагоры должны построить башню для имперского мага и дворец для наместника, кормить их, содержать и отдавать им почести. А за это имперский маг убьет нашего врага. Все собрались на последнюю битву, даже клан Зимы, и я уже не смог отвертеться…
– Боец, – вырвалось у Развияра.
Лукс замолчал – и молча, задумчиво жарил мясо, пока оно не начало подгорать.