Медный король - Страница 65

Колоссальные глыбы, большие и малые камни, расщелины и скаты, где негде поставить ногу, напоминали Луксу родное Нагорье. Он продвигался, небрежно перескакивая с одной ненадежной опоры на другую, а Развияр сидел у него на спине, крепко ухватившись за голые загорелые плечи зверуина.

Примерно на середине Стрелки торчал из камней столб с прибитой к нему имперской радужной грамотой. Документ извещал, что эти земли «от горизонта до горизонта» присоединены к Империи и пользуются всеми императорскими милостями, неся при этом все надлежащие повинности. Бумага, не защищенная от солнца и непогоды ничем, кроме магии, выглядела новой и очень яркой.

Лукс и Развияр переглянулись.

– Может, и Буча теперь пользуется милостями? – предположил зверуин. – Нам же легче – дороги, постоялые дворы…

– Патрули, – сказал Развияр.

Лукс поднял голову: высоко в небе шла одинокая белая крылама. Размах ее крыльев заслонил от путников солнце. Лукс припал к земле.

– Чего нам теперь-то бояться, – Развияр проводил крыламу глазами. – Наоборот… Эти, которые летают, должны много знать. Тебе не интересно, что сейчас в Нагорье? В чьих руках замок, кто заправляет в порте Фер?

– Так они тебе и сказали, – Лукс сплюнул. Из трещины поднялась змеиная голова, сразу за ней другая, и оказалось, что обе принадлежат одной толстой змее с узором-сеточкой на зеленоватой коже. Зверуин, почти не глядя, взмахнул тяжелой лапой, змея лишилась одной головы и быстро спряталась между камнями.

– Жрать хочется, – сказал Лукс.

– Мы завтракали.

– А я хочу обедать! Давай поищем гнезда, соберем яйца…

– Идем, – Развияр тронул пятками его бока. – Кто же в такую пору яйца черкунов собирает? Они все вылупились давно и оперились, только стрелой можно сбить!

Волны набегали на Стрелку со стороны открытого моря. Галера уже ушла далеко и казалась насекомым, уползающим по воде: как лапки, взлетали и опускались тонкие весла. Со стороны залива вода была спокойна, сквозь нее виднелись водоросли на дне и кое-где – ржавое железо.

– Давай посмотрим, – сказал Развияр.

Лукс осторожно спустился к воде. На дне, в нескольких шагах от берега, валялся ржавый шлем, из тех, что наскоро куют ополченцы. Даже сквозь водоросли, опутавшие его, была видна глубокая вмятина.

– Вот еще, – сказал Лукс.

Вдоль Стрелки со стороны залива валялись ржавые наконечники копий, погнутые вилы, обломки плохих, наспех изготовленных доспехов. Перебираясь с камня на камень вдоль гряды, Лукс и Развияр добрались, наконец, до берега. Там, под старыми деревьями, камни лежали пирамидой: кто-то сносил их со Стрелки и складывал один на другой. На верхушке пирамиды был установлен еще один столб, и к нему приколочена была грамота.

Развияр слез со спины зверуина и, хоть и не очень хотелось, подошел прочитать. Это не была ни надгробная надпись, ни, как он боялся, смертный приговор. «Император скорбит о каждом своем подданном»: всего шесть слов и яркая, переливающаяся на солнце печать.

– Лицемеры, – сказа Лукс.

– Мы не знаем, что здесь было.

– Конечно, откуда нам знать? Мы ведь никогда не бывали в Нагорье, никого не убивали на наших глазах, никаких старейшин…

Лукс говорил будто невзначай, глядел поверх головы Развияра и рассеянно улыбался. На боках у него висели, притороченные мягким ремнем, дорожные сумки с водой и одеждой. В одной, тщательно спрятанные, лежали два неплохих кинжала: удалось купить по случаю. Черное насекомое уселось Луксу на спину; зверуин, не оборачиваясь, ударил хвостом, и летун замертво упал на траву.

– Как бы там ни было, нам туда, – Развияр указал на тропинку, уводящую от берега. Чем дальше, тем плотнее смыкались деревья, приземистые, с широкими кронами.

– Это уже твой лес?

– Нет, – Развияр прислушался к своим воспоминаниям. – Я не помню этих мест.

* * *

– Никто его не обидит, дура! Он будет жить во дворце, учиться у настоящего мастера, и станет великим магом! Пусти руку, а то сделаю больно!

На месте развалин старого города выросло селение, где каждый дом был сложен из древних обломков. В стену маленького, неказистого строения на окраине было вмуровано каменное лицо – голову статуи положили в кладку, будто обыкновенный кирпич, но, даже свергнутый и униженный, неведомый герой продолжал смотреть на мир светло и с достоинством. А перед домом, в чаше сухого фонтана, рыдала женщина, пытаясь вырвать из рук седого мужчины мальчишку лет пяти. Мальчишка ревел так, что слезы разлетались веером, и рвался к матери.

– Уймись! – мужчина повысил голос, и от этого властного окрика и женщина, и ребенок примолкли. – Говорят тебе – не на смерть забираем и не в рабство, а для службы Императору! Для могущества! Дикари… – он обернулся к паре стражников в серебристой броне. – Разгоните их, чего смотрите! Устроили здесь балаган…

В этот момент мальчишка укусил его за палец, украшенный золотым кольцом с ярко-желтым сверкающим камнем. Седой мужчина выругался, встряхнул мальчишку, легко закинул себе на плечо:

– Все, представление окончено. Расходитесь!

Стражники с подчеркнуто-равнодушными лицами надвинулись на редкую толпу – кольцом вокруг высохшего фонтана стояли в основном старики и подростки, и интересовали их не столько орущий ребенок и его мать, сколько огромная крылама, переступавшая с одной перепончатой лапы на другую. Птица смотрела с презрением. На спине у нее были три седла – два простых и одно мягкое, с подлокотниками и высокой спинкой.

Седой мужчина нес ребенка к крыламе, на растрескавшийся мрамор падали капли крови из прокушенного пальца, будто темные монетки. Женщина-мать кинулась следом, стражник преградил ей дорогу копьем. Подбежал молодой мужчина, почти подросток, схватил женщину за плечи. Они были похожи: наверное, брат и сестра.