Медный король - Страница 62

Развияр подумал о Луксе, и ему стало еще хуже. Что понимает зверуин – молокосос, чужак, – в законах незнакомого ему мира? Это не «матушке Воф» поклоняться, которая забеременела от водопада. Он думает, артельщики ему будут шкуру вычесывать серебряными гребешками. «Не буду больше вьюки таскать»… Куда он денется, дуралей, навьючат его, уговорят или заставят. И будет он бродить с артелью и ночевать в вонючей палатке, и таскать ее на спине, пока однажды какая-нибудь Смерть не откусит его лохматую голову…

Развияр остановился. Выходя из селения, он твердо знал, что Лукс просто нашел себе новых, лучших всадников. Теперь у него заболело сердце: он представил, как безголовый Лукс лежит на берегу, а рядом артельщики преспокойно выкачивают светила из туши дохлой Смерти. Несчастный сын проклятых нагоров; может быть, Утро-Без-Промаха знал и его судьбу тоже. Он знал судьбу всех своих соплеменников, вернее, он строил эту судьбу, когда готовил свое проклятье. Может быть, он знал, что Развияр бросит Лукса, когда тот сделается обузой.

Он обернулся через плечо. Поднималось солнце, на дорогу падала изломанная тень снежной насыпи у обочины. Селения уже не было видно, зато впереди, в ста шагах, темнел указатель на развилке.

А что Развияр может дать Луксу, гордому нагору Лунному-Кстати? Другой конец бревна, которое нужно перегрузить с подводы в поленницу? Или перемазанное чернилами перо? Зверуин даже читать не умеет…

Медленно, шаг за шагом, Развияр снова двинулся вперед. Ярмарочный балаган – вот где зверуин встретит свою старость. Развияр увидел, будто воочию: толстая женщина с бородой балансирует на шаре, и выходит из-за рваной занавески седой, сутулый, усталый Лукс со следами кнута на полосатой шкуре. И глупые дети аплодируют…

Он долго стоял на перекрестке. Одна дорога вела прямо на юго-запад, другая заворачивала к северу. Не зная зачем, Развияр повернул и скоро добрался до человеческого жилья – маленького поселка на берегу озера, где у пристани одиноко стояло, вмерзнув в лед, рыбацкое суденышко.

Работников в трактире не требовалось. Россказни слушать тоже никто не желал – ни про дальние страны, ни про корабль женщин, ни даже про сытуху, пожелавшую стать крыламой. Трактирщица, молодая и очень грубая женщина, сперва выругала Развияра грязно и звонко, а потом сказала сквозь зубы:

– Впрочем, огонь-то разведи. Мало ли… Разведи огонь в очаге, погрейся и вали на все четыре стороны.

Развияр, не споря, вошел в дом, просторный, с едва уловимым запахом кислятины, въевшимся в деревянные стены и столы. Мальчишка-работник по указанию хозяйки пригасил уже разведенный огонь – всем своим видом показывая, что не понимает, для чего эти глупости. Развияру только и оставалось, что сунуть в дымящиеся угли пару сухих щепок да придавить сверху уже обгорелым полешком. Огонь снова загорелся; Развияр стоял на коленях, протянув к нему замерзшие руки. Возвращаться обратно, думал он. Искать охотников за Смертью. Просить прощения у Лукса, что ушел. Уховертке головы не надо, ей ног хватает – так говорили пригорки про неразумного, но деятельного человека. Так говорили пригорки, столпившись в доме, рассевшись по лавкам, а отец смеялся, сидя за тяжелым деревянным столом: уховертке головы не надо…

Развияр разглядел в печке, среди золы, кусок бумаги с затейливыми буквами. Думал, померещилось: кто же будет топить бумагой?!

Обрывок вспыхнул и обернулся пеплом. Развияр перевел взгляд: рядом с печкой, в рассохшемся бочонке, хранились щепки, лучинки и древесный мусор для растопки. Наполовину засыпанная витыми стружками, лежала книга без переплета – просто пачка растрепавшихся рваных страниц.

– Как?!

Развияр выдернул книгу из бочонка. Рассыпались стружки, мальчишка-работник уперся руками в бока, будто у него от возмущения даже слов не нашлось. Развияр стряхнул мусор, развернул страницу: «…цы, парившие над водой, бывали захвачены ею и тонули. Страшный ветер дует в это время на берегу. В один день пропадают бездны, исчезают зубчатые скалы – все скрывается под водой, и пролив Осий Нос становится судохо…»

Развияр глубоко вздохнул. Он помнил, что было дальше: «Осий нос становится судоходен. Наступает сезон, и корабли со всей Империи и ее пределов направляются во внутреннее море. Случилось и мне путешествовать между Осьим Носом и Кремышком, но не в сезон, когда такое путешествие безопасно и приятно. Судно задержалось из-за поломки, и…»

И капитан запретил жечь огонь в трюме «Крыламы». Хозяин Агль сказал: «Хорошо, перепишешь завтра». Назавтра был порт Мирте, парящий город, таможня, соленая вода, и Развияр, идя ко дну, успевал еще жалеть о так и не законченном «Путешествии».

Он лихорадочно листал страницы. Сто пятнадцать, сто шестнадцать. Вот она, вторая часть «Путешествия на Осий Нос», книга оборвана точно посередине, почти на том же месте, где Развияр бросил переписывать ее.

– Это что еще?

Явилась трактирщица. В печи горел огонь, Развияр стоял на коленях, в свете пламени листая обрывок книги.

– Зачем взял? Положи!

– Это дорогая вещь, – сказал Развияр с сожалением. – Была дорогая, пока не порвали, но и сейчас чего-то стоит.

– Да? – трактирщица ухмыльнулась. – А ты спереть решил?

Развияр поднялся. На стене напротив висело мутное зеркало, невесть откуда взявшееся в обеденном зале деревенского трактира. Развияр увидел себя: тощий, бледный человек со сломанным носом, с очень темными глазами и странно изогнутыми бровями. Рядом стояла трактирщица; на ее белом, со впалыми щеками лице будто навечно застыло подозрительное, сварливое выражение. Развияр присмотрелся.