– Хватит, – Лукс перетянул ему руку бинтом из седельной сумки. – Хватит, я насмотрелся в жизни на твою кровь, хватит.
– Лукс, я ведь не остановлюсь, – Развияр отрешенно смотрел, как Лукс бинтует ему руку. – Я принесу в жертву и тебя, и Яску, и Мирте… И… попробуй меня остановить, пожалуйста.
– Как?
– Убить.
Лукс отшатнулся:
– Я не могу убить всадника. Легче вырвать себе глаза.
– А Утро-Без-Промаха убил своего всадника.
– Он был маг… И он проклят навеки. Знаешь… зря мы позволили Яске взять его кольцо.
– Она сама решила.
Теперь они вместе смотрели на город. Стаи крохотных птиц носились над ним, как черно-белая сетка. Вились флажки на высоких ажурных башенках. Гирляндами тянулись вдоль оград желтые и красные цветы. В гавани темнели корабли; Развияр подумал, что Яска теперь на «Крыламе», и Подарок с ней. Тари-Колесо и его людей он отправил на борт еще вчера…
Этот город, как невеста на алтаре. Прекрасная жертва. Может быть, последняя?
– Стой!
Лукс метнулся к краю обрыва, встав между Развияром и Мирте:
– Погоди. Если выбирать между мной и Мирте… Пусть это буду я, Развияр. Я ведь тебе дорог?
– Лукс!
– Я не хочу видеть, как ты отдаешь ему этот город. Ты… ты спасал меня столько раз, что моя жизнь давно уже принадлежит тебе, давно и без остатка. А там… Короткий Танцор давно ждет меня. Заждался на зеленой равнине, забытый всеми. Ходит пешком… Хотя кто знает – попаду ли я на Зеленую равнину? Куда попадают его жертвы, ты не знаешь?
Облегчение, пришедшее к Развияру в тот момент, когда Король принял его кровь, истаяло. Наваливалась сила, превосходящая все силы этого мира, и завертелся невидимый гончарный круг: краюшка хлеба с коричневатой блестящей корочкой… Огарок свечи… Книга… Белка… Клинки… И дальше, и дальше – умирающий Имиль, и девушка с золотыми волосами, и дальше, и дальше…
– Я не знаю, – сказал он глухо. – Я не знаю, где они, живы ли… возможно ли, чтобы они остались в живых… и не лучше ли им умереть… Я узнаю, когда доберусь до Медного трона.
– Узнаешь, – мягко сказал Лукс. – Ты умный, ты очень умный. Может быть, осталось немного… Может быть, это последняя жертва.
И он улыбнулся.
Он стоял на уступе над Мирте, опустив руки, не касаясь мечей, по обычаю опоясывающих его торс. Лохматый, постаревший зверуин под седлом, с широкими лапами, с густой шерстью на боках. Развияр никогда, никогда в жизни не надевал шпоры, садясь на спину Лукса.
– Кто тебе дороже – я или Мирте?
– Ты.
Лукс улыбнулся:
– Я всегда мечтал умереть за тебя, друг. Только стеснялся сказать.
– Лукс…
– Делай. Если хочешь, я отвернусь.
– Лукс!
– Это… все, что я могу для тебя сделать.
Развияр вгляделся в его лицо.
«Это… все, что я могу. Пожалуй», – сказал другой человек, много лет назад. Развияр услышал его голос.
Перед глазами у него ярко и выпукло встала картина: властелин поднимается из кресла, идет к нему… «Не вставай, сиди…» Левая рука ложится ему на макушку, а правая поднимается в знакомом жесте… И тогда Развияр бьет мечом по руке, кисть отлетает и шлепается в бассейн… А через несколько мгновений клинок пробивает грудь властелина…
«Единственное нарушение этого правила возможно, если во время жертвоприношения жертва восстанет и убьет жреца». Эти слова, или похожие, пропали в книге Варана, съеденные плесенью. Великий человек… великий, Золотым следует получше обращаться с бесценными книгами…
– Лукс… Я знаю, кто меня остановит.
– Развияр?! Что с тобой? Где ты был?!
– Дар, – он остановился, непонимающе вглядываясь в лицо маленького зверуина. – Подарок… Разве вы не уехали?!
– Нет… Мама… она сказала, что остается в Мирте.
– Как?!
– Она сказала, что остается… А где отец?
– Погоди, – сказал Развияр. – Погоди. Мне срочно надо увидеть маму.
Он ворвался во дворец. Золотые шарахались с его дороги. Он взбежал по лестнице, покрытой черным с серебром ковром, и ударился плечом в резную дверь ее покоев:
– Яска!
Нет ответа. Подскочил сзади Золотой-камердинер, трясущейся рукой протянул ключи.
– Открой! – проревел Развияр.
Распахнулась дверь. Он увидел, что Яска жива, что она сидит спиной ко входу, у окна, и смотрит на море. Развияр перевел дыхание.
– Слава Императору, – пробормотал с нервным смешком. – Слава богине Воф… Яска!
Женщина не шелохнулась.
Развияр кинулся к ней, спотыкаясь о разбросанные по комнате книги, вещи, игрушки:
– Яска! Я нашел выход! Прошу тебя, сделай это для меня… Яска!
Женщина повернула голову, взглянула на него незнакомым, чуть удивленным взглядом. Локоть ее опирался на столик с писчими принадлежностями, почти касаясь исчерканного листа бумаги, перстня с бирюзовым камнем и опрокинутого каменного флакончика.
«Я остаюсь в Мирте, – было написано на листке среди многих зачеркнутых строк. – Пусть никто не прочтет… Я хочу сказать кому-нибудь, хоть бумаге: когда ты принесешь в жертву моего мужа и этот город, на алтаре будем мы с Даром. Я не хочу ничего помнить. Я не желаю это пережить».
Развияр схватил флакончик. На бумагу упала единственная капля – приторно пахнущая капля «сладкого молока», снадобья, отбирающего память.
– Яска!
Она смотрела на него, не понимая. Развияр отступил, столик пошатнулся, перстень Утра-Без-Промаха скатился на пол.
– Я ничего не помню, – сказала она удивленно, но голос был ее, низкий и хрипловатый, и интонации были знакомые. – Что случилось? Я не помню… Кто ты? – она перевела взгляд за плечо Развияра. – Кто это? Получеловек!