– Ну, что ты смотришь? – ее голос уже дрожал. – Что ты вылупился?
Она попыталась отвести взгляд и не смогла. Развияр подошел к ней вплотную:
– А если сегодня ночью тебе не будет смешно? Чем ты меня вознаградишь?
– Пусти, – прошептала она.
Но высвободиться не смогла.
Мирте цвел круглый год – на смену одним цветам приходили другие.
По улочкам города, широким и узким, крутым и пологим, носились дети всех сословий, Золотые дети, беспечные и незлые. Иногда приходил из портовых районов маленький чужак, просил взять его в игру – случалось, таких и брали, но потом раскаивались: чужие дети умели воровать и часто лезли в драку. Зато если водиться с таким же, как ты, Золотым, – игра не будет омрачена ничем, разве что дождь прольется вдруг с потемневшего неба.
По утрам открывались лавки на первых этажах причудливых, резных, деревянных и кирпичных зданий. Лавочницы, строгие, как королевы, давали в долг леденцы и фрукты. Над улицей, во вторых и третьих этажах, сушилось белье и пели птицы, играла музыка и целовались влюбленные. Лианы увивали стены и стволы; она выросла в золотом, благословенном Мирте и никогда не хотела покинуть его.
– А путешествовать? Увидеть дальние страны?
Да, случалось, в порт приходили красивые корабли из дальних стран. Но все чужаки с таким восхищением глазели по сторонам, что ей было ясно: лучше Мирте нет ничего во всем обитаемом мире.
– А леса? Ты ведь знаешь, что на материке растут дремучие леса, текут полноводные реки…
Они играли в рощах, воображая их лесами. Они пускали кораблики по воде ручьев. Они гадали на жениха, привязывая к мачтам корабликов цветные шелковые ленточки…
– Что ты делаешь со мной? – спрашивала она, глядя на него из темноты блестящими глазами цвета меди. – Почему я рассказываю? Зачем тебе все это?!
– Я хочу знать. Расскажи еще.
Она то плакала, то затихала, то снова начинала вырываться, но его воля была несоизмеримо сильнее. Он был осторожен – боялся причинить ей боль.
…А в порту петляли мраморные улочки, и для хорошего замужества надо было каждую весну подносить монетку статуе Морской Девы – красивой и голой, с ожерельем из ракушек – настоящих! – на тонкой мраморной шее. У Девы приоткрыт был рот, девчонки тайком друг от друга совали туда монеты из самых мелких… Говорят, рабочие из портовых чужаков потом вытаскивали монеты специальной петлей, но девочки верили, что Дева принимает их подношения, и жених будет что надо…
– Ты замужем?
– Нет! Морская Дева, почему я все тебе рассказываю… Я ненавижу тебя, я хочу, чтобы ты сдох, проклятый гекса…
– Твой жених…
– Он был на флагмане вторым помощником… Ты убил его, ты убийца! Зачем я рассказываю тебе, зачем… Ты околдовал меня? Ты маг?
– Нет. Я просто тебя люблю.
– Врешь!
– Я люблю Мирте – и тебя.
Он не врал. В эту ночь она была его прибежищем, единственным существом, способным защитить от подступающего кошмара. Он больше говорил с ней, чем ласкал, и золотой отблеск ее волос лежал на его бледном, белом лице.
– Морская Дева… Я начинаю видеть в тебе человека, – прошептала она под утро.
– Что в этом ужасного?
– Это… невозможно. Невозможно верить, что ты человек. Это рушит… мир. Все.
– Мир непрочен. Жизнь непрочна. Просто поверь, что я тебя люблю.
Она горько засмеялась – и вдруг впервые ответила на его ласки.
Тяжесть на его душе ослабела.
Ее волосы темным золотом заливали постель. Ее кожа была бронзовой, матовой, влажной от лихорадочного пота. С первыми лучами солнца она заснула – растерзанная и наконец-то умиротворенная, спокойная, почти счастливая. В ее снах Мирте цвел, и зажигались огни над розовыми и белыми мостами.
– Медный король, Медный король. Возьми, что мне дорого! Подай, что мне нужно!
Он так и не узнал, как ее зовут.
С этой новой жертвой он испытал короткое блаженство. Он был силен и велик, как никогда, он был мудр – но до Последнего Знания все равно осталось полшага. Здесь, рядом, руку протяни. Тень путника, шагающего на запад.
Он лежал один в разворошенной постели. Он видел длинные волоски, золотым шитьем поблескивающие на подушке. Он снова принес в жертву человека; навалился ужас, который испытывал, наверное, музыкант Гэйл, когда грыз свои руки.
– Император, – прошептал Развияр. – Богиня Воф… Кто-нибудь. Помогите мне!
Ответа не было.
Наступало утро. Развияр встал, оделся, еще не зная, куда собирается идти; так вышло, что через несколько минут он вошел в комнату Подарка. Мальчик спал, раскинувшись на перине, а у его постели сидела, будто дожидаясь чего-то, Яска.
– Стой там, Развияр, – ее голос был низким, как ворчание потревоженного дракона. – Стой там и не подходи.
– Яска?
– Я убью тебя, если ты сделаешь хоть шаг.
Заворочался, просыпаясь, ребенок. Яска не взглянула на него.
– Я знаю, зачем ты пришел. Я все про тебя знаю, Развияр, и уже давно. Мой сын не достанется Медному королю. Я и так ждала слишком долго… Мы уйдем сегодня. Ты не сможешь нас остановить.
– Ты слишком привыкла к своему могуществу, – медленно сказал Развияр. – И веришь в собственную неуязвимость.
На самом деле он пришел, чтобы, как тогда на корабле, обнять ребенка и ненадолго вернуть себе душевный покой. Он был уверен, что пришел за этим, но Яска – великий маг – знала больше, и Развияр осознал вдруг, что она права.
Бирюзовый перстень на пальце у Яски вспыхнул – и залил комнату дрожащим нервным светом:
– Уходи. Или умрешь прямо сейчас.
Проснулся Подарок. Подскочил на кровати:
– Мама! Что ты делаешь?!