Медный король - Страница 131

131

– Мы что, туда пойдем? – со страхом и недоверием спросил мальчик.

Женщина, потоптавшись, подошла к деревянной будке, установленной у внешних ворот. В ворота, широко открытые, как раз входил ракушник. В его панцире, как в чаще, громоздились тюки.

– Господин, мне… властелина бы увидеть. Как?

Толстый стражник ухмыльнулся щербатым ртом:

– «Увидеть»? Ну-ну… На базаре жди, он после полудня вернется. Там вас толпа таких собирается – увидеть. У ворот не стоять – прогоню!

– Мне бы… поговорить с ним.

– Пошла отсюда, дура! «Поговорить»… С властелином? Ха!

Женщина отошла.

Несколько часов они с сыном провели на базаре – мальчик смертельно устал и потерял интерес даже к блестящим ножикам на прилавках, даже к кольчугам стражников, даже к сладким шарикам на деревянных кольцах. Женщина часто приценивалась, но ничего не покупала: в селении, откуда она пришла, деньги были не в ходу.

Потом загудела толпа. Послушались крики; дорогу, ведшую через рынок к замку, расчищали стражники с кнутами. Волоча ребенка за собой, женщина ринулась в давку. Ценой отчаянных усилий ей удалось протиснуться почти к самому ограждению: от стражников пахло железом, потом и дымом.

Она увидела сперва получеловека, наполовину зверя, четвероногого, выше пояса одетого в черную куртку с золотым шитьем. Она знала, кто такие зверуины, и сердце ее остановилось; этот зверуин был очень важный, с красиво подстриженной бородкой и усами, с пышными, небрежно приглаженными светлыми волосами. Засмотревшись, она не сразу догадалась поднять взгляд: на спине зверуина, в седле со стременами, сидел властелин.

Безбородый и безусый. С очень бледным, вытянутым лицом и выдающимися надбровными дугами, с высокими скулами и острым подбородком, с черными прямыми волосами до плеч, с глубоко посаженными, очень темными глазами. Она вспомнила забытое слово: «гекса».

Он проехал почти рядом. Она хотела рвануться к нему и выскочить на дорогу, но не решилась; мальчик вскрикнул – в толпе на него наступили.

Властелин проехал, и толпа разошлась по своим делам. Женщина постояла, глядя в пыль, потом подхватила на руки хнычущего ребенка и вернулась на постоялый двор.

* * *

– Наш-то, слышали, опять на войну собирается.

– А чего же… Коли силен, почему не повоевать?

– Слышали, в Фер новый флот собирают.

– Слышали. Я сам только из Фер.

– И что там?

– А что там! Налоги опять возвращают помалу. Взялся-таки за наши глотки.

– А вы уже привыкли, без налогов… жируете.

– Что ни говори, а это властелин умно сделал. Вот как бароны друг друга погрызли, разруха была, все мы у Шуу в заднице сидели. Купцы боялись, корабли многие пожгли, рабы, опять же, взбунтовались… Какая торговля, когда по всему городу виселицы… Хват, помню, на главном пирсе с полгода висел…

– Да уж. Помню, не верили, что можно совсем без налогов. А как поверили… ну, тут началось! Какой же дурак не захочет без пошлины продать, без пошлины купить?!

Купцы ели, пили и разминали языки после долгого трудного дня. На постоялом дворе «Под замком» не было свободных мест. Женщина с мальчиком ютились в каморке под самой крышей и в харчевне брали только воду – мясо и лепешки у них были припасены из дому.

Мальчик уснул за столом. Женщина напряженно прислушивалась к чужим грубым голосам; у окна играли в плашки. Рыжий, щекастый ремесленник выигрывал чаще других – обеденный зал то и дело оглашался его раскатистым смехом. Женщина уже знала, что он работает и живет в замке, а в харчевню приходит выпить и «постучать».

– Отвела бы ты дите наверх, – мимоходом сказала служанка. – Ишь, уходился.

– Пусть привыкает, – погонщик, отдуваясь, поставил на стол кружку. – В ремесло хочешь отдать его, баба?

– В ремесло, – отозвалась она еле слышно.

Игроки стали расходиться – здесь не принято было сидеть допоздна. Поднялся рыжий смешливый ремесленник, чуть пьяный, довольный выигрышем. Женщина догнала его уже в дверях.

– Ты чего, – пробормотал он, выслушав ее. – С какой это стати? Мне знаешь, что будет?

– Ничего не будет, – она умоляюще стиснула пальцы. – Никто не узнает… Мне бы только внутрь пройти, а там я сама…

– Да там стража на каждом углу.

– Ничего… Ну, вытолкают меня, ну и пусть… Чего с меня взять, я баба, он маленький… А шкуру я тебе цельную дам. Можно и куртку пошить, и штаны из одного куска. У нас печорки племенные, таких не на мясо, а на шкуру выращивают.

– Покажи, – недоверчиво предложил любитель посмеяться.

Женщина благодарно кивнула и кинулась наверх – к своим узлам.

* * *

Ремесленник получил дорогой подарок почти за ничего; проходя утром мимо стражника у входа в замок, он кивнул на женщину и мальчика:

– Это со мной. В подмогу.

И чуть позже снизошел до объяснения:

– Они внимательно смотрят, когда мешок несешь или там ящик. А когда сам по себе идешь – могут так пропустить.

За стеной было людно и шумно, как на базаре. Женщина растерялась; ремесленник молча указал ей маленькую дверь в стене. Сжимая руку мальчика, женщина вошла с яркого солнца – в тень.

На них никто не обращал внимания. В широких полутемных коридорах кипела обычная городская жизнь – висело мокрое белье, топились печи, сушились глиняные горшки на ножках перевернутых скамеек. Откуда-то пахло свежим хлебом. Втянув голову в плечи, ежеминутно ожидая грубого оклика, женщина упрямо пробиралась все выше, все глубже в замок; коридоры становились светлее и уже. В толчее кто-то распоряжался вздорным скрипучим голосом, кто-то немедленно требовал интенданта – в пекарню. Где-то звенели молоты – шла работа в огромной кузнице.

131