– Ветер с Нагорья – ее ноздри раздулись, – я чувствую. Он пахнет отчаянием. Проклятье в силе: не рождаются дети. А воины продолжают умирать – и те, кто против императорской власти, и те, кто за нее. И маг… я чую его. Когда ветер переменится, он учует меня!
Развияр поднялся. Это был, наверное, самый трудный подвиг, который он совершил в жизни – тем более трудный, что его никто не видел.
Он подошел к Яске и обнял ее:
– Ты не слабее своего врага.
– Он настоящий маг. Его забрали из дома, когда он был еще малышом, и учили, учили… Учили премудростям, вливали ему в голову знания, а в руки власть.
– Тебя, а не его, избрал Утро-Без-Промаха. Тебе, а не ему, достался перстень. Ты, а не он, владеешь этим замком. И я ведь на твоей стороне, Яска, а не на его стороне.
Она слабо улыбнулась, разглядывая перстень у себя на пальце.
– Я чувствую, как много в этом замке силы. Каменной. Как будто скальные черви до сих пор тут. И была битва, когда явилась другая сила… Развияр, скажи мне еще раз, что ты на моей стороне.
– Я на твоей стороне. Всегда.
– Это хорошо, – проговорила она серьезно. – Потому что я ни за что не хотела бы оказаться твоим врагом.
– Яска, что ты говоришь?!
Она не слушала, жадно нюхая воздух.
– Скажи, как погиб маг, которого привели с собой зверуины? В дни осады? Когда был жив прежний властелин?
Развияр посмотрел на далекие горы за ущельем. Мелькнула тень крыламы в разрыве туч.
– Его убил ты, – голос у Яски звучал торжеством. – Поэтому тебе покорился замок. Он простил тебе… то, что ты сделал потом.
Развияр устало закрыл глаза. Увидел темноту – и свет, пробивающийся сверху. Прекрасный, тусклый свет.
– Тебе не холодно, Яска? Может, принести еще воды? Или вина, или поесть?
– Не сейчас, – она отвела волосы со лба, ярко блеснул перстень. – Иди, у тебя много дел.
Он спустился в зал стражи. Сотник Бран спал или притворялся спящим. Развияр долго ходил из угла в угол, шевеля губами.
Ветер переменится, и в Империи узнают, куда девалась мятежная девушка-маг. Вспомнят грозу, погубившую звено предводителя Корунха. И не будут беспечны. Среди книг покойного властелина хранится трактат «О магах», переписанный когда-то Развияром; «Сила любого мага исчерпаема. Как богатырь, ворочающий горы, рано или поздно упадет от усталости – так могущество уступит место беспомощности, и виной будут старость, изнеможение либо удача соперника».
А тем временем Хват заподозрит неладное. У него наверняка есть шпионы в Кипучке. Хват моложе и решительнее Нови; в мире ночных баронов победа достается не даром, не случайно и не каждому.
Развияр сжал кулаки. Он чувствовал себя слепым; ему нужен соглядатай, способный рассказать, что происходит в Фер. Ему нужны вести, хоть какие-то, с Нагорья: что происходит? Какие кланы продолжают борьбу, какие покорились? Где построили башню? Кто в ней сидит? Сколько стражников служат наместнику Императора в Нагорье, сколько у них крылам?
Голыми руками не вычерпать колодец. Развияр может сколько угодно тасовать людей, но их слишком мало. Слишком мало, и кругом враги, и война может начаться сегодня, завтра… сейчас.
– Развияр.
Он остановился. Сотник Бран глядел на него снизу вверх – воспаленными глазами:
– Медный король… я слышал эти слова. Он… властелин… говорил, будто сам с собой… Я однажды спросил, что это значит. Он засмеялся и ответил… что это детская считалка. Я понял, что не следует больше спрашивать.
Развияр помолчал.
– Медный король – неведомое божество, которому приносят жертвы, – сказал он наконец. – Положив на алтарь что-то дорогое, человек получает подарок. Это нельзя пощупать, это не снаружи. Это внутри.
– Властелин…
– Я был ему по-настоящему дорог. Он решил принести в жертву – меня.
Сотник Бран пошевелился.
– Откуда ты знаешь? – прошелестел еле слышный голос. – Об… этом?
– Вычитал… в одной книге, – соврал Развияр.
– В книге, – сотник повторил слова, будто взвешивая их на языке. – А ты…
– Что?
Сотник тяжело дышал:
– Не надо… не надо этого делать. Это магия древняя, страшная… нечеловеческая. Это чужая магия…
– Я знаю.
– Этого нельзя делать, это губит…
– Я знаю.
– Это погубило… его тоже.
– Это его возвеличило.
– И погубило.
– А кто бессмертен?
После этого очень долго в зале стражи не было произнесено ни слова. Развияр ходил и ходил, и протоптал дорожку на пыльном полу. Завывал ветер в оконных проемах. В тишине замка, глубоко внизу, работала кузница.
– Развияр…
Он снова остановился.
– Я не хотел тебе говорить… В замке есть «сладкое молоко». В тайниках.
Развияра передернуло. Не отвечая, он снова начал расхаживать взад-вперед перед пустым погасшим камином.
– Это не отрава, – прошептал сотник. – Оно лечит души. Можно забыть свою жизнь, и начать новую… Я хотел бы забыть о том походе. Только о нем.
– Бран, – сказал Развияр. – Расскажи мне подробно, что там было. Минута за минутой. Я должен знать точно.
На высоком, с залысинами, лбу стражника выступила испарина.
На другой день вернулся отряд Кривули – привезли из крестьянских поселений молока и сыра, в сумерках пригнали небольшое стадо пугливых печорок. Пастухи, извлеченные из пещер, с перепугу пообещали быть верными замку, но Кривуля опасался, как бы они не откочевали подальше.
– Догоним, – сказал Развияр. – Во всяком случае, голод нам не грозит.
Кривуля заглянул в кузницу, прошелся по землям вокруг замка, застал за работой ремесленников, вольнонаемных и рабов. Хмурое лицо его немного разгладилось: